Дикое сердце [= Огненный омут ] - Симона Вилар

У Ролло глухо застучало сердце. Он замер, словно зверь перед прыжком. Если они, там… Левой рукой он нащупал рукоять меча. Грудь болела так, что он словно не мог вздохнуть. Ощутил внезапное желание уйти. Иначе — он сам не знал, что сделает с ней.

Медленно встал. Но тут Лодин удержал его.

— Пусти! — прорычал Ролло.

Лодин лишь приложил палец к губам, указал рукой, сжимавшей древко секиры, в сторону колонн крытой галереи. Там слабо мерцал свет, слышались голоса. Франки — три воина и поп. Ролло с трудом заставил себя рассуждать трезво. Да, Лодин прав — выйди он из кустов, как окажется на виду, и франки смогут поднять тревогу. Что ж, пока франки беспечно болтают, следует подкрасться к ним.

Они скользили от колонны к колонне. Голоса все ближе. Ролло первый выскочил на них. Левой рукой пронзил первого, обожженной правой метнул кинжал во второго. Они не успели крикнуть, только изрыгнули захлебывающиеся в крови, булькающие звуки и хрип.

Тем временем Олаф зажал рот третьему, резким взмахом перерезал горло. Монах словно онемел, осел на колени, воздев руки горе. Снэфрид с силой опустила на него секиру, перерубив руки, размозжила череп. Отступая, поскользнулась на отрубленной кисти. Улыбнулась. Ей было хорошо, что она вновь выступила на стороне своих.

Ролло огляделся. Все тихо. Он велел быстро снести тела франков в кусты. Затоптал разлившийся лужицей масла огонь фонаря. Теперь он глядел лишь на флигель. Преград больше не было. Ступени лестницы заскрипели под шагами. Ролло резко распахнул дверь. Заколебался огонек свечи, замер. Ролло огляделся. Богатый покой и пустой. Пожалуй, ему даже стало легче. Но одновременно он испытал слабость. Без сил опустился на ларь у стены. Увидел оглядывающуюся по сторонам Снэфрид. У той был обескураженный вид. — Ну? Где же она?

Снэфрид взяла себя в руки. С независимым видом пожала плечами.

— Откуда мне знать? Может, пошла в казармы. У Ролло заходили желваки на скулах.

— Не зли меня, Лебяжьебелая! Думаешь, я не понимаю, что в твоих интересах выставить Эмму в наихудшем свете.

— Тогда зачем ты пошел со мной? — издевалась финка. — Ты ведь знаешь, на что она способна, и хотел лишь убедиться воочию.

Ролло еле сдерживался. В самом деле, отчего он так верил мстительным речам этой женщины? Она способствовала похищению его жены, она переметнулась к франкам, сражалась на их стороне. Но она могла и знать. Ведь недаром она назвала любовником Эммы не кого-нибудь, а именно Ги. И это больше всего убеждало Ролло.

Снэфрид не стала бы просто так ликовать. Но, с другой стороны, эта женщина полна мести. И не только к Эмме, но и к нему самому. Она могла специально заманить их в самый центр Шартра, чтобы ей легче было сдать их франкам. Но она и в самом деле растеряна, что не застала здесь Эммы.

Ролло вновь огляделся. Покой не для невольницы, которой готовы рисковать. Эти изящные стульчики, бронзовые светильники, изразцовый пол. Его Эмма всегда так любила богатство и комфорт. Как же вышло, что оказалась на стене, где рисковала жизнью? Неужели же это все обман и он зря остановил войско? Где же она теперь? Ему казалось, что он словно ощущает ее недавнее присутствие здесь. Свеча догорела менее чем наполовину. Значит, она ушла лишь недавно. Куда? Взгляд его остановился на разобранной постели. Подушка смята, словно еще хранила отпечаток ее головы. Или их голов?

Ролло медленно закрыл глаза, словно стараясь скрыть от себя то, что рисовало воображение. Проклятье! — Где же Эмма? Он так надеялся, что застанет ее одну, что она кинется к нему. Маленькая, перепуганная Птичка. О, он бы увел ее отсюда, он бы спас ее. От кого?

«Она могла пойти в казармы», — заявила Снэфрид. Вот это ложь! Эмма никогда не сойдет до такой низости. Чего-чего а гордость ей присуща. Как и красота, что так пленяет любого, кто на нее посмотрит. А она так падка на лесть и на внимание мужчин.

— Ролло, нам надо уходить, — услышал он голос Лодина. — Нечего нам больше тут делать.

Он был прав. Ролло встал. Окинул взглядом покой, словно бы с сожалением; Сегодня все могло бы решиться. Он бы знал наверняка. Нет, уж лучше так, у него все еще останется надежда. В Эмму, и их любовь…

— Идем.

Но их остановил Олаф.

— Монахи возвращаются. Пусть пройдут.

Приходилось ждать. Ролло стоял, прислонясь к стене. Он все еще надеялся на какое-то чудо. Если бы она сейчас пришла!..

Снэфрид осторожно выглядывала из-за ставня. Рагнар ее больше не трогал, сел на край ложа, упершись подбородком в рукоять меча. В его прищуренных, рысьих глазах мелькало что-то недоброе, когда он смотрел на финку. Увидел, как она один раз поглядела на Ролло. Взгляд долгий, зовущий. Рагнару стало приятно, что конунг даже не заметил этого.

Проклятая сука! Для нее всегда существовал только Ролло. Даже когда она приехала к нему на Луару и стала его женщиной, то вместе они были лишь тогда, когда этого хотела она. Конечно, и без нее у него были женщины. Сколько угодно. Но было в Снэфрид нечто, что его притягивало, как чарами. И он злился на ее холодность и безразличие. Один раз хотел даже побить. Опомнился лишь, когда почувствовал ее кинжал у горла. И тогда он сказал, что убьет ее. Видел презрение в ее глазах. А на другой день она уехала. Это хорошо, ибо он ее убил бы и в самом деле. И вот встретились опять — и он готов биться за нее со своими. Хотя ей и дела до этого нет. За окном с пением проходили монахи. Надо было уходить, Но тут Ролло вдруг заметил, как один из викингов роется в сундучке Эммы, торопливо надевает на мизинцы ее кольца. Обычное дело для обнаружившего добычу викинга. Но Ролло сейчас это показалось отвратительным.

— Не смей! — тихо сказал он, наступая на того.

Викинг взглянул на него удивленно. Потом в глазах сверкнула злость. Упрямо сжал губы и взялся за меч. Ролло пришлось сдержаться.

— Позже, не сейчас. — Но он запомнил этого викинга с бородавкой над бровью.

Уже шагнул к двери и вдруг замер.

— Тихо!

Деревянные ступеньки поскрипывали под чьей-то тяжелой поступью. Уж никак не Птички.

— Назад! — приказал Ролло. Нельзя, чтобы их сейчас обнаружили, нельзя, чтобы подняли шум.

Встал за выступ камина, прижав к груди меч. Двое из викингов спрятались за ширмой. Олаф, викинг с бородавкой и Рагнар присели за возвышением постели. Рагнар хмуро заметил, как Снэфрид стала рядом с Ролло, прильнув к его плечу. Он лишь поглядел на нее, ничего не сказал. Лодин же заметался по покою, пока, не найдя, где бы укрыться, не сел за крышку открытого сундука.

Вошла женщина. Огромная, мощная. Поначалу ничего не заметила. Что-то пробурчала, помянув Эмму. Хотела было выйти. Но заметила открытый сундук и направилась прямо к нему. При свете одинокой свечи она сразу заметила неладное. Лишь закрывая крышку, замерла, увидев сидевшего за сундуком Лодина. Какую-то секунду глядела на него, но едва он пошевелился, охнула и что есть силы опустила крышку ему на голову. Норманн рухнул. И тотчас Дуода хрипло вскрикнула, кинулась к двери. Не успела. Бородатый Олаф, перебежав широкую кровать, вмиг настиг ее, рывком вонзил в широкую спину несчастной меч. Крик замер, оборвавшись на самой высокой ноте. Но она еще стонала, упершись обеими руками в дверной косяк. Опустив голову, словно с изумлением глядела на торчащее сквозь ткань платья на груди острие. Потом меч резко вырвали, и из раны брызнул фонтанчик крови. Это было последнее что она видела. И когда Олаф толкнул ее, хрипя стала оседать, все еще цепляясь за дверь, потом затихла, припав головой на ступеньку порога.